— А ты сам? Был в рунном доме?

— Был. До третьей руны дошел, а там отец помер, денег не стало. Вот я и пошел на службу. Немало рун получил, охотясь то на тварей, то на бриттов.

— Бриттов? — удивился я, подливая ему эль. — Разве ж за безрунных благодатью одаряют?

— Безрунных! Ха! — крякнул Види. — Ты не думай, что коли бритт, так овца безропотная. Это они сейчас присмирели. А раньше, что ни год, то набег. То семью нордов вырежут, то целую деревню. Отец сказывал, что даже безрунные могли взбеситься и напасть на бонда, а держать при себе дружину не каждый сможет. Сейчас они попритихли, но надолго ли?

— А не легче ли всех бриттов вырезать и жить самим?

— Легче да не лучше. Тут земли вона сколько! Самим обрабатывать — людей не хватит, а ведь место пусто не бывает. Там дальше к северу и вовсе малахи живут. Если мы уйдем с тех мест, так они сразу же захватят.

— Малахи?

— Раскрашенные. Они лица любят красить. По первости их тварями считали, потому как напрыгнет на тебя такая образина: вместо лица уродливая синяя маска, на голове то перья, то рога, то черепа торчат, сам в шкурах, хочешь не хочешь, с бездновым отродьем спутаешь.

— Угу, — но про малахов мне было пока неинтересно. — А что бритты? Которые рунные?

— А что они? Сидят в лесах. Последние года три их не слышно, с тех пор, как конунг лично с дружиной прочесал окраины, и ярлы — возле своих земель. Ох, и немало ж народу тогда полегло. И хирдманы в рунах изрядно подросли. За твариные сердца уже не серебром, золотом платили. Коли будете на тварей охотиться, немало сможете поднять.

На третий день, когда уже темнеть начало, вернулся Альрик, сказал идти за ним, взять с собой два волчьих плаща и шлем. Мы дошли до Красной площади, где гуляния, казалось, не прекращались вовсе.

— Веди к своим бриттам. Дорогу помнишь?

Не сразу, но я вывел его к нужному дому. Мы всего-то и сбились два раза. Правда, обошли чуть ли не весь город по окраинам.

Уже совсем стемнело. На улице ни души. В отдалении подвывала чья-то псина, из соседского дома через открытые ставни доносился гулкий храп, ухала бабенка, еле слышно плакал ребенок. Тихо.

Альрик толкнул дверь, присел, уклоняясь от удара, и рванул внутрь. Я вдохнул и остался дожидаться снаружи. Женский писк, удар, еще удар, кажется, стол опрокинули. И котел. И миску грохнули.

— Заходи.

Я втащил мешок с тяжелыми плащами и железом. Альрик уже высекал огонь и запаливал лучинку. Леофсун с медленно наливающимся синевой ушибом лежал за перевернутой лавкой, его сестра, всхлипывая, жалась в дальнем углу.

— Надень на него шлем и плащ, второй — на себя, — приказал хёвдинг. — Ты надень пояс с ножом и что там у тебя еще есть. Да не хнычь, не убивать пришел. Живее!

Я пожал плечами, поднял бритта, обернул плащом, закрепив у горла фибулой, прямо на пустую рыжую голову нахлобучил шлем.

— Оба идете с нами. И ни звука. Завтра с утра я вывезу вас из города. Высажу возле леса. Все понятно?

Леофсун всунул в поясную петлю топор, обнял сестренку и кивнул.

Вчетвером мы беспрепятственно вернулись на Волчару, девку уложили спать в бочку и сказали, чтоб без разрешения носа не казала. Кинули ей туда шкуру, чтоб спать было сподручнее. А парень так и улегся со всеми вповалку, шлема и плаща не снимая. Я же спать не стал. Хоть я и хотел помочь Леофсуну, но уж больно его рассуждения о рунах, силе и тихих убийствах напомнили Дагмара. Тот ведь тоже ради силы готов был на подлость.

Может, этот бритт решит, что сестра не так уж и важна, и прирежет моих братьев? А что? Вон они спят, три дня гуляли, пили, по бабам бегали, измотались. Любой из них руну Леофсуну поднимет. А если двух или троих убить? И лесным бриттам будет чем похвастаться. А сестру, может, и не убьют.

Так что я сидел с топором в руке, вглядывался в еле заметные силуэты, вслушивался в каждый шорох. Волны лениво хлюпали по борту, успокаивая и укачивая меня, но я за последние два дня неплохо выспался.

Когда один из спящих вдруг поднялся и, пошатываясь, двинул к борту, я чуть не подпрыгнул на месте, но то был трехрунный, не бритт. Пожурчал и обратно улегся.

Стоило восточному краю неба зарозоветь, как Альрик поднял всех ульверов. Еще пара судов также готовились к отплытию. К каждому подходили местные дружинники, кого осматривали, с кем лишь словами перебрасывались. Вот и к нам подошел мой знакомец Види.

— Уходите? — обратился он напрямую ко мне.

— Пора тварей ловить. Вот только не знаем, куда и двинуть сначала.

Види посмотрел на ульверов, вставляющих весла в уключины, заметил Леофсуна в шлеме, кивнул на него:

— А чего в железе?

— Да молодой еще. Считает, что нужно всегда быть настороже: в шлеме и с оружием. Еле уболтали щит положить.

Хускарл посмеялся, потом дернул головой, мол, давай-ка поговорим. Я глянул на Альрика, тот разрешил, так что я перепрыгнул обратно на пирс. Види отвел меня в сторонку и зашептал:

— Есть одно место. Там почти всегда можно две-три твари найти. Местные хирды туда не ходят, уж больно твари неудобные, да и не каждому по нраву болота, но в рунном доме тех тварей берут охотно.

— Коли поймаем и плату за них получим, десятина с первой поимки тебе пойдет, — сказал я, будучи уверен, что Альрик согласится на такой размен.

— Годится. Так вот…

Я позвал хёвдинга, и Види при нем подробно описал, как туда добраться, про тварей сказал лишь, что те трех-четырехрунные, но мерзкие донельзя. Потом хлопнул меня по плечу, махнул своим, что все в порядке. И мы отплыли.

Понемногу Сторборг отступал все дальше, размывался за холмами и лесами, пока вовсе не скрылся из вида. Корабли, вышедшие с нами, ушли вперед. Тогда Альрик поднял крышку на бочке и помог девчонке выбраться, Леофсун потянул было шлем, но хёвдинг запретил ему это делать. По слову Беззащитного я увязал немного снеди в тряпицу, передал девчонке. Волчара подошел к удобному низкому месту на берегу, мы вчетвером сошли с корабля и чуть углубились в лес. Только там я забрал шлем и плащ у бритта.

— Дальше сами, — буркнул Альрик.

Леофсун поклонился нам, неуверенно улыбнулся сестре, и они вдвоем пошли от реки.

— Зачем? —